К вопросу о...

К вопросу о…

За это эссе меня заставила взяться полемика об отношения к религии, завязавшаяся  на этом сайте. Умилительные сюсюканья вокруг мифических небожителей и мистический флер, окружающий их, были бы безобидны, но полное отсутствие логики в построениях большинства авторов настораживает: что это, болезнь души, заставляющая видеть мир в кривом зеркале сознания, или что-то большее? Почему любой аргумент, вроде бы начиненный логикой под завязку, опирающийся на факты, немедленно игнорируется, а оппоненты агрессивно начинают обвинять во всех грехах, не давая себе труда задуматься: а давал ли автор повод для таких обвинений?
Для меня совершенно ясно, что нет принципиальной разницы между верой во вредоносность черной кошки, ясновидение, пришельцев и любого небесного вседержателя, как его не назови. Другие же считают, что мир создан кем-то там, находят, что книги с древними преданиями содержат непреходящие истины и ими, книгами этими, нужно руководствоваться в повседневной жизни.
Есть еще третья группа людей, которые придумали для себя сказку о Мировом Разуме. Зачем? Значит, она им нужна?
В любой культуре присутствует феномен религии. Каждая из существующих и канувших в лету культур считала своего бога (богов) единственно истинными, а всех прочих – ложными. Одно это заставляет понимать, что Вера для чего-то нужна людям. Но для чего? На сей предмет можно найти много сведений в литературе, от вульгарного описания ее как защитно-психологического феномена, спасающего от ужаса перед силами природы, до утонченных объяснений, связывающих фигуры богов с символами группового единства в социуме. Последнее объясняет, почему верующие так агрессивно настроены по отношению к иноверцам, а тем более к неверующим: они ассоциируются с социальными чужаками. В ход идут любые аргументы, в том числе надуманные обвинения: «Если Бога нет, то все дозволено». Заметьте, этот тезис, так часто произносимый верующими и приписываемый Достоевскому, на самом деле выдвинут вовсе не Федором Михайловичем, а одним из его героев, причем вовсе не положительным. Формально выглядящая как логическое построение конструкция «если… то ….» на самом деле не содержит ни грана логики, но это не смущает верующих: ату их, чужаков!
Интересно, что возрождение массовой религиозности и расцвет массовых же предрассудков (одних гадалок, ясновидящих, уфологов сейчас столько, что диву даешься: на что они живут?) произошло в одно и то же время, что невольно наводит на мысль, что все это – явления одного порядка.
А можно ли примирить веру (или религиозность) и знание, основанное на опытном изучении мира?
Можно ли обосновать возможность бессмертия души, не прибегая к библейским сказкам?
Можно ли добиться такого же единения с окружающими, какое (вероятно) бывает у верующих в храме, но при этом не впадать в самообман?
Можно ли подкрепить в себе нравственный закон, не боясь ада с его сковородками и рогатыми экзекуторами?
Недавно прочитал о том, что Ньютон был священником и свои труды по богословию ставил куда как выше работ по физике. Выходит, религию и науку примирить можно?
А как?
Не выйдет. Не смогу я бить поклоны, бормотать старославянские тексты, не смеяться над выдумками Заветов. По мне, что христианство в любой его из ветвей, что буддизм, что мусульманство или иудаизм – чистой воды сказки. К тому же, и не имеющие ясного толкования. «Не убий» - а убивают, «Не укради» - а воруют со времен древних и по сей день. Именно верующие уничтожили Парфенон, расстреляли из пушек сфинкса в Гизе, взорвали статуи Будды; они же сожгли Сервета, Бруно и Жанну д'Арк – и тысячи других. Нет, наверное, такой религии, под знаменами которой не начинались бы войны и походы. Не уходят ли корни нынешней волны замешанного на религиозном фанатизме терроризма во времена Крестовых походов, когда безграмотные европейцы жгли, грабили и резали мусульман, прикрываясь идеей спасения гроба Господня? Нет, надо что-то иное найти, такое, что устроило бы меня. Без обмана. Без мистики. Без обрядов.
Что в центре всякой религии?
В центре – душа. А как же, есть она, родимая, просто потому, что я ее чувствую. Она – это и есть в основном «Я». Можно пытаться всячески дать определение этому понятию, но вряд ли это возможно сформулировать коротко. Но интуитивно суть ясна. Вот живет человек с молодости до старости, телом меняется непрерывно, но есть в нем некая частичка, этакое ядро, которое говорит мне, что этот, скажем, Петя, так Петей и остался с трехлетнего возраста, хотя телом изменился невероятно. И сам Петя осознает себя как отдельную личность, выделяя свой дух как особое, отличное от меняющейся оболочки образование. Тело – оно как автомобиль, в котором душа с комфортом или без оного перемещается по жизни. А еще тело поставляет первичный материал для духа в форме ощущений, оно же позволяет душе выражать себя посредством звуков и движений. Но вот сломался агрегат – и позвольте вам выйти вон. А куда? Да в никуда. Или же все же что-то останется?
Ну, положим, душа в том виде, как я ее описал выше, есть и у животных. А как же! Вот играет котенок. Эмоций – море, он умеет и шалить, и хитрить, и переживать. Он может испытывать голод, боль, страх  - все, как и мы. Но почти все религии в голос говорят о том, что душа есть только у человека. Что это, наш видовой шовинизм, или есть еще что-то? Что еще характеризует эту неуловимую и неопределимую субстанцию?
А чем же отличается человек от животных? Да прежде всего – социальностью. Причем это не та социальность, что есть в муравейнике или улье, или стаде коров. Корова умирает на бойне безвозвратно, не оставляя после себя ничего, кроме мяса и шкуры. А человек оставляет свой опыт. Почему человечество развивается так стремительно? Да потому, что опыт каждого поколения передается потомкам, закрепленный в речи, письменности, традициях, технологии, памяти, наконец. Есть и еще одна особенность человека: общественное разделение труда. Каждый играет на сцене жизни свою роль, которая навязана ему личными склонностями и жизненными обстоятельствами. И, играя эту роль, мы множеством связей взаимодействуем с окружающими. Собираясь на работу, я одеваю не мной сделанную одежду, ем не мной выращенную – упакованную – привезенную – проданную пищу. Потом я еду в транспорте (тоже миллион людей его производили, строили дороги, добывали нефть, делали бензин и т.д.). Потом работаю – при этом здание предприятия построено не мною, строительные технологии разработаны давным–давно, кто-то здание отапливает, освещает, убирает и оплачивает. А на работе я взаимодействую со множеством людей, получая результаты их труда и передавая им труд свой.
Разделение труда есть и в муравейнике, но муравья-рабочего не сделать муравьем-солдатом. Там роли природой предопределены, каждое поколение не отличается от предыдущего, а опыт не передается. Человеческий же опыт индивидуален и, передавая его другим, мы передаем им и часть собственной сущности. Музыку Баха не написал бы Чайковский. Ньютон изложил основы анализа иначе, чем Лейбниц. Иванов воспитывает детей иначе, чем Сидоров. И дети Иванова будут иными, чем дети Сидорова, еще и потому, что у них – другие учителя, Иванову-младшему разбили нос и посмеялись, а Сидоров-младший спер дома варенье, съел его и не попался – и вот Иванов-младший стал трусом, а Сидоров – вороватым циником. Но главное не это, а то, что тончайшая дифференциация межчеловеческих связей, их запутанность и невероятная протяженность в обществе и во времени делает нас от этих связей чрезвычайно зависимыми. Мы постоянно озабочены формированием этих связей, укреплением одних, уничтожением или ослаблением других, приданием им нужной нам формы. Что думают обо мне сослуживцы? Кто я в их глазах? Как избежать семейных ссор? Как стать независимым от других, но при этом влиять на них и использовать свое влияние?
Жизнь показывает, что общество регламентировано не только сводом формальных законов, к выполнению которых понуждают суд, армия, полиция и тюрьма. Эти законы эффективны только тогда, когда большинство людей внутренне согласны с ними.
Огромный пласт культуры направлен целиком на формирование позитивного образа человека в окружающих. Это – мода, это – этикет, это – культура речи и письма, правила формальной вежливости… Это свод непростых норм, которые, будучи усвоенными с младых ногтей, кажутся вполне естественными. Каким нужно быть на людях: в костюме и галстуке или в неглиже?  Да некорректен вопрос, потому что все определяется обстановкой: в бане  - одно, в театре – другое, на даче или дома – третье. И вот формируется вокруг каждого этакая атмосфера, аура, существующая в других людях.
Возьмем, к примеру, жительницу села Бананыхино, что на Тамбовщине, Ненилу Федоровну Ковалеву. О ней помнит бурмистр Влас, который строит свое поведение с учетом особенностей ее личности и старается не попадаться ей на глаза; ее знает соседка, у которой образ Ненилы вызывает чувство симпатии и которая связывает свое будущее с Ненилой: кого из них раньше похоронят? Кто кого будет обмывать, а потом поминать? С кем оставшаяся в живых будет сидеть на завалинке? Образ Ненилы сидит в памяти и прочих односельчан (впрочем, переплетенный с образами козы Моники и козла Билла – живности Ненилы). А еще в Тамбове живут двое детей Ненилы и трое внуков. Они помнят о ней. Более того, даже когда она и не мельтешит в их памяти, они действуют, сообразуясь со своими привычками и воспитанием, полученными от Ненилы и ее покойного мужа. А еще Ненила отражена во вскопанном и обихоженном ею огородике, в том, что наработала за десятки лет в колхозе и дома. Сотни и тысячи значительных и мелких событий, связанных с нею,  как-то повлияли на других людей, немного или заметно изменив русло их жизни. *(здесь отсылка к эссе «Где в банане семечки», которое, может быть, размещу при случае)
Эта аура неотделима от человека. Она для него естественна, как воздух, и так же незаметна до той поры, пока она не исчезнет (что невозможно), или не начнет меняться: так воздух заметен по порыву ветра. Отражение человека в обществе зависит не только от него самого, но и формируется окружением. Клевета может изуродовать ауру, отражаясь в то же время и в том, что мы традиционно называем душой.
Итак, не следует ли считать, что душа человека состоит из двух составляющих, образующих единое целое: духовную личность человека, обитающую в его теле и доступную прямому наблюдению только ему самому, и отражение его личности в общественном сознании, видимое каждому по частям, но осознать которую целиком никто не может?
Нет смысла напрочь разделять первую и вторую части души. Они влияют друг на друга, они взаимодействуют друг с другом безо всякой мистики. Какая из них важнее? Наверное, обе важны в равной степени именно потому, что разделение их условно.
Ну-с, продолжаем.
Что-то запахло родимым пыльным материализмом. «Душа как способ отражения идеального в материальном, данная нам в ощущениях и существующая независимо от нашего сознания». Так что ли?
Да нет, не так. Есть одна маленькая заковыка.
Если эти набившие оскомину термины – материя и сознание – рассмотреть внимательно, то обнаружится, что они лишены смысла. Чего стоит знаменитое «Материя – объективная реальность, существующая независимо от нашего сознания и данная нам в ощущениях»? Да ничего оно не стоит. Объективная реальность – пустое сочетание слов. Существующая независимо от нашего сознания – тоже фигня, потому что тогда сон, приснившийся моей жене, следует признать материей: он не зависит от моего сознания, поскольку я не мог им управлять, он существует и он дан мне в ощущениях, потому что влияет на настроение моей жены, а следовательно – и на мое самочувствие тоже. Но со времен античных философов ковыряются ложномудрые дяди в словах, нанизывают их на нитки предложений – и – о чудо! Возникает из этой игры иллюзия понимания чего-то. Так уж устроен человек: правильная грамматическая конструкция кажется ему обязательно отражающей некую истину. А суть, вероятно, состоит в том, что первоосновы мироустройства настолько сложны и отдалены от нас и временем, и масштабами, что доковыряться до них мы не можем. И если это когда-то произойдет, то разберутся в этом не философы, а ученые, народ скромный, трудолюбивый и дотошный.
Но отвлеклись мы.
Марксизм и его антогонисты утверждают, что основной вопрос философии – о том, что первично: материя или сознание, и от того, какую точку зрения принять, зависит, следует ли принять бытие божье. На самом же деле (это мне так кажется, я не настаиваю) вопрос совсем в другом: есть у человека бессмертная душа или нет ее. Ведь если доказать, что дух умирает с телом, то вопрос о боге сразу уходит на второй план. Ну, положим, помрет моя душа разом с мясом, но бог – есть. Ну, есть, и есть, мне-то что с того? И совсем другое дело, если душа бессмертна: тогда Бог – хранитель и гарант ее посмертного благополучия, и вопрос о его существовании из плоскости академической переходит в плоскость практическую.
Рассказали мне недавно об одной даме. У нее срывалась поездка, которой она ждала. Дама пришла в церковь и обратилась к Нему с такой молитвой: «Ну, ты как хочешь – но давай, выкручивайся».
У религиозности множество градаций: от суеверности (черные кошки; амулетики; тринадцатое число и т.д.) – и до истового поклонения и подчинения всей жизни служению Богу. Человек, который не верит в бессмертие души, может остаться религиозным, но вера его измельчает, станет утилитарной. Ну-ка, боженька, даждь хлеб нам насущный днесь! Вот и вся вера.
А с другой стороны, служение богу – тоже бред. Вот есть некто, создавший мир. Не землю, нет – земля – маленькая пылинка, настолько ничтожная, что и не разглядеть ее. И вот этот бесконечно мудрый и могущественный ждет - не дождется, когда ему будут бить поклоны, да расскажут, какой он умный, да красивый…
Ладно, можно на эту тему до бесконечности говорить. Есть еще масса сторон у вопроса: как бог порождается семиотикой, как он вырастает из заскоков нашего сознания и из знакового способа восприятия мира, как и почему существует такое множество религий. Вообще говоря, мне кажется, что бог есть на самом деле, но он, с одной стороны, также порождение массового сознания, а с другой стороны – он еще только рождается. И как бы при родах не помер. Вместе с роженицей.
Ну вот, резюме: душа у человека есть, она существует в двух формах: как биологическая составляющая сознательного и бессознательного в форме «личности для себя», так и в форме отражения этой личности в сознании других людей – и в индивидуальных сознаниях, и в социальном. «Личная», «биологическая» душа умирает с телом. «Социальная» душа живет долго, эволюционирует и меняется. Возможно, срок ее существования меряется той же меркой, что и продолжительность существования человечества.
В какой момент эволюции человека возникла «социальная» душа? Вероятно, это произошло тогда, когда количество людей превысило некоторый критический рубеж и новые знания, идеи и приемы стали эффективно передаваться от человека к человеку, от племени к племени. Наверное, именно в это время возникли искусства и ремесла, религия и традиции. Время это отстоит от нас примерно на сто тысяч лет.
Вроде бы, ничего нового в этих рассуждениях нет: «Нет, весь я не умру, душа в заветной лире мой прах переживет…» Но – одно дело – красивая метафора, другое – посыл к действию. И посыл этот таков: помни о других, ушедших: они в тебе живут, и нет иного способа посмертного существования. Не будь сволочью, заботься о детях, работай, учись, общайся с людьми – и они тебя запомнят, а если и не запомнят явно – все равно останешься в их памяти, даже если они этого не осознают. Добрая память – она и есть тот самый рай, недобрая – ад. А молиться придуманному богу и выпрашивать бессмертия – дело тухлое.
Все, что сказано выше, забито в человеческое подсознание намертво. Не потому ли тысячи людей упорно рвутся в театральные и кинематографические ВУЗы, хотят сделаться артистами – причем артистами эстрадными, заточенными на колоссальные аудитории? Не потому ли Герострат сжег храм Артемиды – пусть хоть худая, но слава? Не затем ли Жириновский скандалит и бузит публично, лезет в любые шоу?
Тот, кто дочитал до конца, разочарованно скажет: «Ну, нового-то тут ничего нет, потому что еще Пушкин о памятнике нерукотворном написал». Вот тут вы и ошибаетесь, потому что Пушкин не памятник оставил: он жил и живет. Все дела, что он затеял, продолжаются, вся наша литература без него была бы другой, и стихи его читали и будут читать, и Гринев с Машей все так же волнуют нас. А памятники – это так, каменюки для украшения ландшафта…
Я верю, что когда-то будет создана новая церковь, в которой не будет обмана и поклонения богам, но останется все лучшее, что есть в нынешних и ушедших религиях: забота о ближнем, терпимость, здоровый консерватизм, нравственная чистота, не замешанная на страхе, пацифизм, стремление сохранить память об ушедших, забота о доброй семье и благополучии детей, стремление к стиранию границ – социальных, межгосударственных, имущественных, проповедь умеренности в потреблении, забота об окружающем мире… В общем, этакий всеохватный департамент общественного здоровья в широком смысле и на общественных же началах, не подконтрольный государству и толстым кошелькам. И все мы будем вхожи в этот департамент, потому что будем заботиться о спасении души. Безо всякого там Бога.
Пишу второпях – а потому такой сумбур. Который год собираюсь сесть, да изложить все внятно, хотя бы для себя, и чтобы было солидно: со ссылками, цитатами… Хрен я сяду, старый и ленивый.